УК "ЦБС г. Бобруйска"
«Вольнодумство» Бобруйской крепости
С французскими тюрьмами сравнивал Бобруйскую крепость Александр Герцен: «…Прежде всего надобно знать, что такое французские тюрьмы. Одно позволение видаться с другими арестантами и вместе гулять делаетъ их сноснее Шпильберга, Шпандау или Бобруйска». И он же, готовясь к возможному лишению свободы, доверительно сообщал сесте: «..Итак, я поеду на 2,5 года на Кавказ; там дивная природа, дикая и необузданная, как черкесы; мне эта новость и не горька, и не сладка, - лучше на Кавказе 5 лет, нежели год в Бобруйске…».
Среди познавших все ужасы бобруйского заточения были люди самых неожиданных чинов и званий.
Первыми ощутили на себе жуткие условия пребывания в казематах на Березине участники декабрьского восстания 1825 года в Санкт-Петербурге.
Судьба Бобруйской крепости тесно переплетена с судьбами тех, кого история зовёт «декабристы». Здесь, в Бобруйской крепости, после возвращения русской армии из западной Европы в 1823 г. была расквартирована 9-я пехотная дивизия, в состав которой входили полки: Черниговский подполковника С.И. Муравьева-Апостола, Полтавский пехотный подпоручика М.П. Бестужева-Рюмина, Саратовский пехотный И.С. Повало-Швейковского, офицеры которых были членами Южного общества декабристов, организатором и руководителем которого был командир Вятского пехотного полка полковник Павел Иванович Пестель. Они получили приказ стать лагерем при Бобруйской крепости, где уже стоял Алексопольский пехотный полк.
В лагере было неспокойно. Измученные солдаты роптали, росло число штрафных, обречённых на бессрочную службу. Среди офицеров, находящихся в крепости, будущие декабристы: Муравьёв-Апостол, Повало-Швейковский, Норов, Тизенгаузен, Бестужев-Рюмин…
Именно здесь, у стен Бобруйской крепости, члены Южного тайного общества разрабатывают один из первых планов восстания декабристов. Он известен в истории как «Бобруйский план». «Бобруйские заговорщики» попытались заручиться согласием и поддержкой Южного и Северного обществ декабристов. Однако этого не произошло. Поэтому от плана его авторам пришлось отказаться. Согласно программного плана Южного общества о государственном и общественном строе России («Русская правда»), разработанного П.И.Пестелем, Бобруйск становится пограничным с Польшей городом. После победы декабристов планировалось провести границу революционной России с революционной Польшей от Борисова по Птичи, оставляя Минск, Игумен и Слуцк на польской стороне.
В 1823 г. в первую армию намеревался приехать Александр I. Заговорщики предполагали арестовать царя, его свиту и командный состав армии, посадить их в подземелье. Одновременно предполагалось выступление Южного и Северного обществ. Заговорщики собирались объявить о свержении самодержавия и образовании временного революционного правительства, установлении в России буржуазно – демократической республики.
12 сентября 1823 г. Александр I провёл смотр войск в Бобруйске. Однако выступления декабристов не было: их план не был одобрен руководителем Южного общества – Пестелем.
Из тысячи причин, которые выдвигал Пестель против Бобруйского плана, он указал главную: неподготовленность солдат к выступлению. Но заговорщики не теряли надежды. В ночь с 12 на 13 сентября была послана в караул рота Василия Норова. Его солдаты стояли на часах у входа в царские покои. Дай знак Пестель, и царь мог бы быть арестованным. Но этим случаем декабристы не воспользовались.
Восстание все же произошло, но не в 1823 году в Бобруйске, а в Санкт-Петербурге в 1825 году.
После декабрьского восстания на Сенатской площади Петербурга, в ночь с 4 на 5 января 1826 г. в Бобруйской крепости был арестован командир Полтавского полка Василий Карлович Тизенгаузен и отправлен в Могилёв. Несмотря на поражение декабристов в Петербурге и на Украине, 6 января 1826 г. прапорщик Степан Трусов пытается поднять в Бобруйске восстание Полтавского полка, но безуспешно.
А некоторое время спустя Бобруйская крепость становится местом, где декабристы отбывают наказание. Шестнадцать декабристов из 121 осуждённых находились в Бобруйске на каторжных работах по решению Верховного уголовного суда. Крепость, на которую возлагалось столько революционных надежд, стала тюрьмой для декабристов: полковника Бурцева, Тизенгаузена, прапорщика Апостола-Кегача (умер в 1850 г.), Норова, Трусова, Бестужева, Булгарина, подполковника Гвоздева, мичмана Дивова…
«Объясните, что, когда и от кого известно было вам о намерении покуситься на жизнь покойного государя – императора в 1823 г., во время бытности его в Бобруйске?». Этот вопрос следственный комитет, учрежденный сразу же после разгрома выступления декабристов на Сенатской площади, задавал почти каждому, кого привозили в Петропавловскую крепость. В специальном опросном листе этот вопрос числился обязательным. Его задавали даже тем, о ком следователи наверняка знали, что к «делу при Бобруйске» они не имели вовсе никакого отношения. Названием белорусского города пронизаны сотни пухлых следственных дел.
Условия жизни заключённых в крепости, судя по архивным документам, были довольно сносными: «…Арестанты жили в крепости в светлых и сухих казармах, которые содержались действительно в отличном состоянии: чистота, хороший воздух были строго соблюдены и арестантские казармы могли вполне служить образцовыми». Однако, принимая во внимание, что арестанты работали «стоя в ледяной воде, иногда по пояс… в кандалах целыми днями…» - вполне очевидно, что соблюдать чистоту и хороший воздух в казармах постоянно едва ли было возможно.
Трудно судить, что лучше – крепостные работы или каторга, заключение в крепость или ссылка в Сибирь. Декабристы на сибирской каторге обладали одним существенным преимуществом – они были вместе, поддерживали друг друга и морально, и материально. И хотя все боялись попасть в Бобруйскую крепость – все же это считалось смягчением наказания. В крепостном заключении были свои преимущества: и более мягкий климат, и меньшая удаленность от родных мест.
Декабристы пострадали, осмелившись поставить перед собой высокие цели. «Храбрые умирают быстрее и чаще других, но память о них долго хранится в дружинах и увлекает в пыл боя, как обрывок знамени…».
Муравьёв-Апостол Сергей Иванович (1796 – 1826)
С.И. Муравьёв-Апостол – один из видных деятелей движения декабристов, член Союза Спасения, Союза Благоденствия и Южного общества. Он обладал всеми качествами политического вождя, организатора. Это был красивый мечтательный человек, за внешней мягкостью которого сквозила душевная несгибаемость и отвага, духовное благородство, патриотизм и готовность к самопожертвованию.
Родился Муравьёв-Апостол в семье видного дипломата и писателя, происходящего из старинной дворянской семьи. Он был отменно воспитан, получил блестящее образование в парижском колледже, хорошо знал литературу, увлечённо занимался точными науками, особенно математикой, закончил Петербургский институт инженеров путей сообщения.
На военную службу поступил в 1811 г. в квартирмейскую часть в чине прапорщика. Несмотря на молодость (27 лет), успел побывать в горячих сражениях. В 1812 г. он был в боях под Витебском. Участник Бородинской битвы. За храбрость при взятии Могилёва и переправе через Березину произведён в поручики. Получил одну из высоких наград – золотую шпагу с надписью «За храбрость».
С 1815 г. - полковник, блестящий офицер в гвардии, в Семёновском полку.
Из гвардии он попадает в белорусскую глушь, в Бобруйск, для участия в сооружении крепости. Вместе со своим батальоном он строил укрепления, нёс караульную службу, занимался обычными военными учениями.
Приезд царя под Бобруйск, где были собраны войска, по мнению Муравьёва-Апостола, создал неповторимую возможность для начала восстания. Вместе с другом и сподвижником М.П. Бестужевым-Рюминым разработал важный агитационный документ – «Православный катехизис», призывавший к свержению самодержавия.
После поражения на Сенатской площади, поднял и возглавил восстание Черниговского полка. Но не получив поддержки других полков, в которых были декабристы, полк потерпел поражение у деревни Ковалёвка. Раненого в голову, в тяжёлом состоянии его арестовали на месте боя 3 января 1826 г.
Закованного в кандалы, по воле царя его посадили в самый мрачный каземат Петропавловской крепости – Алексеевский равелин. Он не мог передвигаться. Мучительные допросы, угрозы пыток, применение других инквизиторских средств тяжело действовали на его психику. Но он показал себя человеком несгибаемой воли и мужества. Никакие испытания не поколебали его революционных убеждений. В его показаниях не было раскаяния и мольбы о помощи, о помиловании. Он ни от чего не отказывался, ничего не отрицал, старался лишь полностью брать вину на себя.
13 июля 1826 г. по приговору царского суда Муравьёв-Апостол был повешен в числе пяти руководителей движения декабристов. Его последними словами у эшафота были:
«Всё, что посеяно, взойдёт, хотя бы и не было дождя».
Бестужев-Рюмин Михаил Павлович (1801? 1803 – 1826)
Выдающийся декабрист, близкий и верный друг подполковника С.И. Муравьёва-Апостола, один из руководителей Васильковской управы «Южного общества», один из авторов Бобруйского плана восстания. Декабристы характеризовали Бестужева как решительного до безумия. В своих действиях, он никогда не ставил в расчёт препятствия, какие могли встретиться на его пути, шёл всегда вперёд без оглядки. Блестящая характеристика. Однако не полная. Бестужев-Рюмин был ещё и честнейшим человеком, верным товарищем, незаурядным политиком и дипломатом. Таким его считали Пестель и Муравьёв-Апостол, который наблюдал за своим молодым другом, удивляясь его кипучей энергии и работоспособности. Казалось, что он может трудиться круглосуточно. С утра у него служба в полку, к вечеру частные поездки по делам тайного общества, а ночью он снова садился за стол переписывать «Русскую правду».
Его любили офицеры и солдаты. Он был полон неукротимой энергии, умел говорить с людьми, вызывать их на откровенность. Нередко за его шумными, увлекательными разговорами и рассказами следовала страстная политическая речь агитатора. Во время восстания Черниговского полка Бестужев – Рюмин находился при Муравьёве – Апостоле. Арестованного, его доставили закованным в кандалы в Петербург, и заключили в Петропавловскую крепость, в одну из камер секретного дома Алексеевского равелина с распоряжением царя: «Присылаемого Рюмина посадить по усмотрению и содержать как строже».
Из следственного дела Бестужева-Рюмина: «В тот же год мы поехали в Бобруйск, где приняли Швейковского и Норова (который в одно и то же время оставил Общество и службу). Узнав, что император будет делать смотр войскам, мы решили захватить его, заставить его подписать отречение, держать его под стражей и идти немедленно на Москву, увлекая по пути войска и осведомляя о себе народ прокламациями. Царствующий ныне государь также должен был быть арестован. … В 1825 году, услышав, как говорили, что император будет проводить смотр нашего корпуса, мы снова взялись за наш Бобруйский проект, но уступая настояниям Директории и желанию большинства членов, мы согласились принести в жертву императора. Но мы держались твердо за изгнание, но не за искоренение остальной семьи (это дело известное)».
Он оказался «неразрядным» по степени тяжести «преступлений» и был приговорён к четвертованию, заменённому затем казнью через повешение.
13 июля 1826 г. переступив порог камеры, Бестужев-Рюмин снял с груди маленький, оправленный в позолоченный обруч ободок, и протянул его тюремному сторожу, который благосклонно относился к узникам. Это был тот самый образок, на котором приносили присягу и клятву члены тайного общества. Звеня кандалами, он отправился в свой последний путь.
Повало-Швейковский Иван Семёнович (1787- 1845)
Член Южного общества декабристов. Родился в Кургане. По другим данным Иван Семенович наш земляк, родился в Бобруйске. Дом, где жила его семья, до настоящего времени сохранился на улице Кирова. Но это вряд ли соответствует действительности, хотя, он мог жить на Березинском форштадте, когда служил в крепости. Воспитывался в Московском университетском пансионе. В военную службу вступил в 1803 г. в Московский гренадерский полк в чине портупей – прапорщика. Участник войны 1805 – 1806 гг. Неоднократно отличался в сражениях. Служил в гвардии, участвовал в войне 1812 года. Сражался у Смоленска, при Бородино. Его уважали солдаты и офицеры за простоту в обращении, за храбрость в сражениях. Он имел две золотые шпаги «За храбрость» и солдатский Георгиевский крест 4-й степени. Последняя награда давалась офицеру в исключительно редких случаях. Кроме этих наград его грудь украшали и другие ордена и медали. Рассказывая во время следствия о своём боевом прошлом, он писал, что был в огне против неприятеля 32 или 33 раза. В 1816 году он получил чин полковника, с 1821 года командир Алексопольского полка. Во время смотра войск царь объявил ему монаршее благоволение. Потом его отстранили от командования этим полком и перевели в Саратовский полк. В 1825 году вообще лишили звания командира полка, после чего он переехал в Бобруйск.
В 1823 г. в Бобруйске он был принят в Южное общество Муравьёвым-Апостолом. Этот человек в такой мере располагал к себе и внушал доверие, что Муравьёв-Апостол сразу же рассказал ему и о программе общества и о планах восстания. Храбрый полковник укрепил Муравьёва в предполагавшемся плане действий ибо, не будь в Бобруйской крепости этой поддержки со стороны Повало–Швейковского, Муравьёв-Апостол действительно не принял бы последующих весьма решительных шагов.
Сюда к нему приезжали многие друзья революционного движения. И.С. Повало-Швейковский активно пропагандировал установление в стране республиканского строя, призывал к открытому и незамедлительному выступлению против царизма. Он вёл переговоры с обществами, выражал согласие на цареубийство и участие в вооруженном восстании, однако во время восстания Черниговского полка, отказался в нём участвовать.
Повало-Швейковский – следственному комитету: «… с Муравьевым я и в мнении согласился: что при сборе войск более удобно, нежели в другое время предложить государю об утверждении конституции. Но здесь в Бобруйске, сказал ему, сего сделать невозможно, - объясняя, что 9-я пехотная дивизия для сего неспособна; она не имеет ни офицеров, ни начальников, которые могли бы решиться на сие предприятие. Без меня Муравьев в Бобруйске ничего не в состоянии был предпринять… В бытность же в Петербурге Муравьев говорил мне: «Для чего в Бобруйске не остановили государя?». Я ему отвечал на это, что надо было иметь другие средства, а те недостаточны, которые мы имели, и доказывал ему те же самые неудобства, которые объяснял его брату в Бобруйске. Но никогда сих слов не говорил: что не успели получить согласия от Южной директории».
После подавления восстания Иван Семёнович был приговорён к смертной казни, которую заменили вечной каторгой. Срок её затем сократили до 20-ти лет. Он был лишён всех званий и привилегий, а так же дворянства. Сначала он находился в казематах Бобруйской крепости. После Петропавловской крепости навечно был сослан на каторгу на Нерчинский рудник.
В 1839 году вышел на вольное поселение и умер в Сибири в 1845 году.
Тизенгаузен Василий (Вильгельм Сигизмунд) Карлович (1779/1781 – 1857)
Декабрист Тизенгаузен родился в г. Нарва. Выпущен из кадетского корпуса в чине подпоручика. С 1806 г. служил в Таврическом гренадёрском полку. Человек суровый и немногословный, он был решительным и смелым, с высоким начальством держался с чувством собственного достоинства. У него было боевое прошлое. За отличие произведён в капитаны и награждён орденом Владимира 4-й степени с бантом.
Полковник Тизенгаузен был командиром Полтавского пехотного полка, который приходил на караулы в Бобруйск. При посредничестве давнего приятеля Ивана Семёновича Повало-Швейковского был принят в общество. Он был человеком суровым и немногословным, решительным и смелым, в общении с высшим начальством вёл себя с чувством собственного достоинства. Очень были нужны обществу такие люди, как Швейковский и Тизенгаузен – командиры полков. Это были люди, располагающие реальной военной силой.
В.К. Тизенгаузен был увлечён красноречивыми рассуждениями Муравьёва-Апостола о республиканских идеях, о Конституции. Решительность боевого командира полтавцев отмечали многие. Князю Волконскому иногда «… приходила мысль, что, не вздумает ли Тизенгаузен овладеть Бобруйской крепостью, буде иметь к этому возможность».
5 января 1826 г. комендант Бобруйской крепости К. Берг арестовал Тизенгаузена, опечатал его бумаги и отправил в главную квартиру 1-й армии в Могилёв, где тот был приговорён к двум годам каторги. До 1827 г. он отбывал заключение в Петропавловской крепости, затем в Чите. С 1827 г. содержался в Ялутуровске. В 1853 г. возвратился на родину, в Нарву.
Норов Василий Сергеевич (1793-1853)
Ранним утром 22 ноября 1838 г. в своей подмосковной усадьбе Надеждино тихо, как и жила, отошла в мир иной Татьяна Михайловна Норова. Оцепенев, сидел у остывающего тела матери сын её Василий, опальный декабрист, воротившийся недавно под кровлю отчего дома. Мать для Василия Норова была самым дорогим для него человеком. И вот её нет. Остались отец, братья и сестры. Братья Митя, Саша и Авраам были далеки от того, что он пережил, что нёс в сердце своём! Душой отдыхал он лишь у сестер Дуняши и Кати. Труднее всего было с отцом. Надменный крепостник в черном фраке, с белым жабо, с орденом Владимира и медалью «Ополчение 1812 года», он был суров и капризен, подавлял всех в доме властным характером. Дворня трепетала от одного его взгляда.
Вся жизнь Василия Норова могла бы сложиться иначе, не сведи его судьба в детстве с Николаем, будущим государем. На маленького пажа Васеньку Норова обратила внимание императрица Мария Федоровна, разрешив играть с ее сыном Николя. Они играли в солдатиков, игра увлекла мальчиков, но когда гренадеры Норова стали теснить неприятеля, сметая чурбачки, изображавшие фортеции, Николай внезапно смахнул на пол оловянные фигурки. Это было бесчестно, и в один миг мальчики сцепились друг с другом. Более во дворец дерзкого пажа не приглашали. Война 1812 г. началась перед выпуском Норова из Пажеского корпуса. И вот, Норов уже на передовых позициях – прапорщик лейб-гвардии Егерского полка в свои 19 лет полон восторженных надежд и честолюбивых помыслов. Он пишет в письмах к своему отцу: «…восхищен всем, что каждый день вижу. Наконец я в своем месте и чувствую себя способным быть полезным Отечеству», «я по милости Божьей до сих пор здоров, был под ядрами и пулями, но жив. Правда, что трудно в походе, но когда и служить, как не теперь? Как можно думать о спокойствии, когда дело идет о спасении Отечества. Любовь к Отечеству и вера, вот о чем помышлял я ежеминутно и часто даже не примечал падающие около меня ядра». Он показал себя храбрым офицером, его уважали и начальники, и товарищи, и солдаты – егеря. Он получил не одну награду: орден св. Владимира 4-й степени, орден Анны 2-й степени, Кульмский крест, награду, которой Василий очень гордился. После ранения, лежа на госпитальной койке, Василий думал о том, что судьба все же была к нему милостива. Он участвовал в одной из величайших войн и не уронил своей чести. После войны, словно пелена спала с глаз, угрюмые бородачи, снимая шапки, кланялись господину, вчерашние ратники, вернувшись домой, вновь гнули спины на своих господ. Он вспомнил своих егерей, которые на руках вынесли его с поля боя, там, на поле брани они породнились, а теперь жизнь их снова развела далеко: одних – в крытые соломой хижины, другого - в уютный особняк с колоннами и цветниками у входа. Понял Василий одно: далее так быть не должно! Такие же мысли бродили в головах его боевых товарищей – офицеров - и вот выбор сделан: в 1818 г. Норов вступает в тайную революционную организацию Союз благоденствия, имевший ту же цель, что и Союз спасения: ликвидацию крепостного права и самодержавия. В 1823 г. в лагере под Бобруйском расположился 18-й егерский полк, командиром одной из его рот был Василий Норов. Вскоре он вступает в Южное общество. Через два с половиной года, став узником Петропавловской крепости, Сергей Муравьев-Апостол скажет членам следственного комитета: «Надежды наши были лишь на полковника Швейковского и подполковника Норова. Карабинерская рота Норова стояла в карауле у дверей, где почивал государь. Арестовать царя, дать сигнал к всеобщему восстанию, поднять армию – кто знает, чем завершилось бы дело». Но начать восстание на свой страх и риск Сергей Муравьев не решился, тем более, что Пестель и руководство Южного общества считали выступление в Бобруйске преждевременным и не дали на него согласия. Вместо ареста царя – участие в смотрах и парадах. В образцовом порядке прошли перед императором Черниговский, Полтавский, Алексопольский и 18-й егерский полки, а в их рядах – вчерашние заговорщики. Василий Норов не принимал участие в восстании 1825 г. Его как громом поразило известие о 14 декабря, он воскликнул тогда: «Что наделали, что наделали эти горячие головы – погубили святое дело!». Его тоже арестовали, предъявили обвинение в том, что он участвовал «согласием в умысле на лишение в Бобруйске свободы блаженной памяти императора и принадлежал к тайному обществу с знанием цели». Изматывающие допросы, вынужденные признания… И вот приговор: осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке на каторжную работу на 15 лет. «Всемилостивейшим же указом 22 августа повелено оставить его в работе на 10 лет, а потом обратить на поселение в Сибирь». После почти двухлетнего пребывания в казематах Петропавловской, Свеаборгской, Шлиссельбургской крепостей Норова вместе с юным мичманом Василием Дивовым сослали в Бобруйскую крепость. Не с умыслом ли выбрал для него место заключения Николай? Ведь именно там, в Бобруйске, в руках Норова находилась жизнь царствующих особ. Еще в первый свой приезд туда Василия поразили размеры крепости, размах производимых работ. Люди кишели как муравьи, возводя фортеции и бастионы, каменные блокгаузы и земляные траверсы, мощные брустверы. На верках крепости, высящейся при слиянии рек Березины и Бобруйки, должны были установить свыше трехсот орудий. Вместе с тысячами солдат на возведении укреплений работали и каторжники, гремящие цепями, с обритыми головами. Норов, тогда блестящий офицер, с брезгливым сожалением смотрел на несчастных узников. И вот он сам в их числе…
Василий Сергеевич не знал, что в сопроводительной бумаге, отправленной в крепость, было указано: «…содержать в числе вечных арестантов». Мужественно принял декабрист крутую перемену в судьбе. Безропотно переносил он свое положение и в письмах, пересылаемых с оказией матери, не беспокоил ее описанием своих невзгод, лишь перед сестрами изливал душу.
Ежедневно в арестантском одеянии выходил он на земляные работы. В первые два года начальство крепости не делало никаких послаблений узникам царя, напротив, грубо и жестоко обходилось с ними. Заботливая матушка присылала из Надеждина платье, белье, провизию, книги, но многое расхищалось, не дойдя до арестанта. На третьем году положение узников - его и Дивова – несколько улучшилось. Нанята была квартира в две комнаты с кухней. Там в свободное от крепостных работ время Норов много читал, приводил в порядок свои «Записки о походе 1812 -1813 годов», мечтая опубликовать их. Но менялись коменданты крепости, менялось и отношение к Норову. 19 июля 1831 г. он замечает, что пишет письмо под открытым небом «на батарее, на которой работал». В следующем письме, уже из госпиталя, сообщает, что нет у него другого убежища.
Неволя мучает его, едва не сводит с ума, о чем с потрясающей силой рассказывают его письма. «Бобруйск,1830 г. Декабря 3.»
Милый друг Катенька, твое письмо меня очень утешило… Не скрываю, что мое положение отвратительно…Правда, я могу немного погулять, но не далее, как на ружейный выстрел. Но наступает ночь, это несносно, я заперт до восхода солнца. Часто, очень часто я говорю: «Боже, спаси меня! Сохрани всех милых сердцу моему. Пошли счастья отечеству». «Бобруйская крепость,19 июля 1831 г.»
Дорогая Дунечка! Я был так расстроен, что едва мог написать несколько строк матушке. После многих лет горя, лишений и самых жестоких мучений, наконец начинаю пользоваться минутами отдыха, благодаря некоторым честным людям, которые здесь редки… Чаще всего я грустен; мое существование сделалось мне в тягость, и не раз, как св. Иов, я проклинал час своего рождения. Я имел лишь несколько аршин для прогулки, но что больше всего тяжко, это вечный и единственный вид из этой проклятой крепости. Столько скуки, горя грызут мое сердце, ослабляют мое здоровье, расстраивают рассудок!.. Я проливал кровь за отечество, а мы в цепях… мы прокляты, как Мазепа и Гришка Отрепьев». «Бобруйск, 12 апреля 1833 г.»
Здравствуй, милая Катенька! Я только что получил твой подарок и очень тронут… Я заточен в четырех стенах, Бог знает, когда все это кончится… Живу только воспоминаниями: настоящее ужасно, а будущее для нас тайна». «Бобруйск,23 мая 1834 г.»
У меня достаточно характера, чтобы переносить с твердостью мою роковую судьбу, но счастлив был бы умереть на поле чести. Если же меня еще несколько лет будут здесь держать, я умру с тоски или совсем одурею». «Бобруйск, 5 января 1835 г.»
Могу ли, наконец, надеяться в этом году, после стольких страданий, возвратиться в лоно своего семейства? – вопрошает Василий Сергеевич. Он просит новых романов, томик Плутарха и «несколько экземпляров сочинений друга вашего Василия».
Следовательно, книга его опубликована. Совершен ещё один подвиг: в тюрьме, без книг, без карт, в полутьме камеры, в условиях, когда и письмо-то написать непросто, все же осуществить задуманное! Пусть «Записки о походах 1812 и 1813 годов от Тарутинского сражения до Кульмского боя» вышли анонимно. Труд завершен – вот главное. Вписана правдивая страница в летопись Отечественной войны 1812 г.
Василий Норов, проведший в качестве арестанта в Бобруйской крепости семь лет, писал: «Передо мной печальная Березина и её берега, покрытые лесом и болотами, еще более печальны». Но тяжесть каторги заключалась не в созерцании «печальной» Березины, а в ежедневных земляных работах на ее болотистых берегах, по колено в воде, когда после вечерней зари тебя замыкают в камере, где невозможно высушить одежду. Говорят, Норов и другие декабристы находились в Бобруйской крепости глубоко под землей.
В 1835 г. к нему приезжает зять, муж сестры Екатерины, Петр Николаевич Поливанов, с хорошей вестью о долгожданном освобождении Норова из крепости. И хотя вчерашнего узника отправляли рядовым на Кавказ, Василий был счастлив. На казенной бумаге, прибывшей в Бобруйск, была начертана резолюция: «Велено преступника Норова определить рядовым в один из линейных Черноморских батальонов, отправив его секретно… А барону Розену сообщить, чтобы Норов был зачислен в такой батальон, в котором нет других преступников по одному с ним делу». Так бывший подполковник становится рядовым шестого Черноморского пехотного полка. Но как бы там ни было, а Василий Сергеевич снова в своей стихии. Он участвует в военных операциях в Абхазии против черкесов. В 1837 г. он подает в отставку, после того как был произведен в унтер-офицеры. Через год Николай I «высочайше повелел» уволить Норова со службы. А местом жительства определяет Норову Ревель. Так и скончался изгнанник, без семьи, без друзей, чуждый обществу, в котором он чувствовал себя одиноким. Умер он на руках своего верного слуги Мишки 10 декабря 1853 г., похоронен на Русском кладбище.
Трусов Степан Иванович
В Бобруйской крепости служил прапорщик, декабрист, член «Общества объединенных славян» Степан Трусов. Он вместе с офицером Троицким 4 февраля 1826 г. предпринял еще одну попытку неповиновения. После того, как был арестован командир Полтавского полка В.К. Тизенгаузен и отправлен в Могилев, С.И.Трусов пытается поднять восстание в Бобруйской крепости.
В феврале 1826 года подполковник Левицкий-Лазницкий, который принимал командование полком, проводил смотр. Он начал со Слуцкого форштадта, где стоял 1-й батальон. После осмотра полка Трусов выбежал вперед со шпагой и крикнул солдатам: «Ребята! Черниговцы восстали! Стыдно нам от них отставать! Они сражаются за свободу России, они надеются на нашу помощь! Бросайтесь в штыки, найдем свободу и независимость, у нас государь не есть государь Николай Павлович, а тиран!». Некоторые солдаты двинулись вперед, однако, основная масса, как парализованная осталась на месте. Его схватили не сразу, он не только сказал все, что хотел, но успел подбежать ко второму взводу, где повторил то же. Тому, кто пробовал его остановить, пригрозил шпагой. Трусова схватили и отвели на крепостную гауптвахту.
На что он надеялся, этот молоденький офицер? Восстание в Петербурге было разгромлено. Без передышки заседали военно-судебные комиссии, барабанная дробь репрессий неслась по стране. Напрасно бились с ним часами на допросах. Трусов отрицал все – принадлежность свою к тайному обществу, близкие отношения с Тизенгаузеном и Бестужевым-Рюминым. Он никого не выдал, объяснял свои поступки болезнью.
Вместе с ним был арестован и подпоручик Полтавского пехотного полка Троицкий, друг Трусова, который также агитировал солдат на выступление. Их в кандалах отправили в Могилев. Решение суда царь предопределил лично.
По приговору суда над головой Трусова переломали шпагу, его лишили всех чинов и дворянства и направили в Бобруйскую крепость на каторжные работы навечно.
Молчат крепостные валы, остатки былых бастионов… В старой крепости тишина. Но, стоит только прислушаться внимательнее, и крепость наполнится гулом голосов. Зазвучат отрывистые воинские команды, в такт ударит по утрамбованному плацу солдатский марш… Войска готовятся к «высочайшему смотру». Вот они идут – Черниговский, Полтавский, Алексопольский, 18-й егерский полки! Стоят в строю перед царём заговорщики: Бестужев-Рюмин, Муравьёв-Апостол, Повало-Швейковский, Норов. На лицах отчаяние и надежда. Ещё не всё потеряно!
Пущин Михаил Иванович (1800 – 1869)
В 1819 году в Бобруйскую крепость из Петергофа прибыл сапёрный эскадрон, которым командовал Михаил Пущин, брат известного декабриста Ивана Пущина, любимого лицейского друга А.С. Пушкина. После подавления восстания декабристов М.Пущин был разжалован, полгода просидел в Бобруйской крепости, затем был переведен в Петропавловскую крепость. Когда его, арестованного, встретил там знакомый генерал Стрекалов, и выразил свое удивление, Пущин ответил: «Отчего же, ваше превосходительство? Встречались же мы во дворце, крепость такое же казенное место». Позже он был сослан в Сибирь, а затем в 1827 году переведён на Кавказ. После ранения Пущин был направлен под присмотр полиции в Бобруйске, где стал работать опекуном народных школ.
В шестидесятых годах генерал-майор Пущин стал комендантом Бобруйской крепости. О чем он думал, обходя бастионы крепости? Что вспоминалось ему, когда листал старые крепостные журналы, на страницах которых мелькали знакомые имена? Крепость не могла не тревожить памяти старого генерала… Похоронен Михаил Иванович в своём поместье в Паричах.
Дивов Василий Абрамович (1805 – 1842)
Судьба Василия Дивова мало кого оставит равнодушным. Участь его типична для своего времени, и в то же время очень индивидуальна. Судьба трагичная тем, что его жизнь не состоялась в той мере, в какой могла.
Суд вынес Дивову наказание по первому разряду. Вначале по этому разряду полагалась смертная казнь, но вскоре Николай I смягчил наказание на вечную каторгу. Всего по первому разряду осуждено 31 человек. Бросается в глаза, что рядом с крупнейшими и активными деятелями тайных обществ стоят малознакомые имена, в том числе - мичмана гвардейского экипажа Василия Абрамовича Дивова.
В «Алфавите декабристов» написано, что «…Дивов членом тайного общества не был, но о существовании оного знал».
Однако, по образному выражению Пушкина, кто же в России, кроме тайной полиции, об этом не знал!
Недоносительство – достаточно серьёзный поступок по российским законам, но это ещё не причина для смертной казни. Почему же человек, не принадлежавший к тайному обществу, не выводивший на Сенатскую площадь полки (хотя сам и вышел), никого не убивший, не руководитель организации – почему он стоит в одном ряду с главными «злодеями» Трубецким, Волконским, Муравьёвым, Пущиным… Вот загадка.
Дивов Василий Абрамович - сын советника Казанской палаты Уголовного суда Абрама Гавриловича Дивова и жены его Аграфены. Дивовы – древний род, выходцы из Франции. Родоначальником этого рода был славный и храбрый воин по имени Гавриил Дивош, который выехал в 1408 г. в Россию при великом князе Василии Дмитриевиче. Потомки его стали называться Дивовыми.
Отец декабриста дослужился до чина коллежского асессора, что по табели «о рангах» соответствовало армейскому капитану. Умер вскоре после рождения сына. До сих пор год рождения декабриста не был точно известен и варьировался от 1801 до 1810 г. Всё же есть сведения, что он родился 25 июня 1805 г.
Мать, Аграфена Борисовна, после смерти мужа осталась без средств к существованию. Одиннадцатилетнего своего сына она отправила к дяде Павлу Гавриловичу, который опекал племянника и помогал ему в течение 10 лет, с начала 1816 по 1825 г.г. Отправляя сына, Дивова пишет сопроводительное письмо к дяде с просьбой «покровительствовать ему по собственному благорассмотрению». Благорассмотрение дяди-сенатора выразилось в том, что Василия, которому набавили три года, принимают в морской кадетский корпус – привилегированное военное учебное заведение, куда в основном поступали дети небогатых дворян.
Пять лет пролетели, и вот 2 марта 1821 года происходит 65-й выпуск учеников Морского кадетского корпуса – производство в первый морской офицерский чин, в мичманы. В списке выпускников среди 76 гардемаринов Василий Дивов – 12-й. Значит, недаром у В. Дивова в графе формуляра стоит: «Читать, писать по-российски и относящиеся до морского офицера науки знает». В том же году Дивов попадает в 15-й флотский экипаж под командою капитана-командора Беллинсгаузена – участника первого русского кругосветного плавания.
10 мая 1823 г. Василий Дивов был переведен в Гвардейский экипаж, скорее всего по ходатайству дяди-сенатора или тетки-фрейлины. Именно там он «получил свободный образ мыслей». Позже на допросе он сказал: «О предпринимаемом возмущении услышал 13 декабря и решился в нем участвовать…». Но как он участвовал! Он стоял на Сенатской площади впереди батальона и восторженно кричал: «Ура!». На следующий день, 15 декабря, Дивов вместе с другими офицерами был арестован и препровожден на главную гауптвахту. «При первом допросе был нечистосердечен. Но вскоре, совершенно раскаиваясь, прислал полное признание в собственных своих заблуждениях, показав всех, разделявших оные». Позже распространилось мнение о двадцатилетнем мичмане В.А. Дивове, как о предателе, но это не так. По определению А.П. Беляева, Дивов – «невольный предатель», но еще более верное мнение декабриста А.Ф. Фролова: «Случайное неосторожное показание».
3 января Дивова, братьев Беляевых и Бодиско переводят в Петропавловскую крепость. А затем 9 августа Василий Дивов и Михаил и Николай Бестужевы были приняты комендантом Шлиссельбургской крепости «впредь до назначения в Сибири места». Но по секретному высочайшему повелению вместо назначенной судом ссылки в каторжную работу отправлен 12 октября 1827 г. в Бобруйск в крепостные арестанты, без ограничения срока. В июле 1829 года повелено содержать его в работе вечным арестантом Бобруйской крепости особо от других и на работу употреблять особо же. Спустя три года 8 ноября 1832 г. срок его был ограничен 15 годами.
Большое участие в судьбе Василия Дивова принял его тезка и друг по несчастью Василий Норов, который в переписке со своими родными обращался с просьбами: «…Проездом чрез Москву, прошу вас, не забудьте сказать матушке, что прошу ее прислать сколько-нибудь денег, дюжину белья и тонкого полотна и книг из Русской поэзии. Все это для моего товарища по несчастью Дивова, который 8 лет уже взаперти со мной, но не имеет счастья, как я, иметь таких добрых родных. Матушка уже однажды послала ему 300 рублей; этот раз я не хотел бы, чтоб он знал, что это от нея. Сказать, что одна из его родственниц в Москве просила переслать ему».
Их положение несколько изменилось с назначением нового коменданта крепости. Вот что пишет об этом в своих воспоминаниях служивший в это время в крепости К.К. Жерве: «Мы уговорили плац-майора содержать их (Дивова и Норова) несколько отдельно. На день отвели им в наших мастерских две отдельныя комнаты, где они свободно могли читать, писать и заниматься чем хотели. Они часто получали от родных деньги, которыя приходили на имя кого-нибудь из наших офицеров и потом передавались им; таким образом, они имели свой чай и улучшенную пищу, которая им варилась по их назначению в мастерских…».
После 12 лет заточения в крепости срок Дивову был сокращен и в 1839 году он был отправлен во 2-й линейный Черноморский батальон, затем в Кавказский саперный батальон, в это время на Кавказе шла война против Шамиля. В 1842 году он умер в экспедиции от ранения.
В Москве живут потомки декабриста Дивова. По семейным преданиям, на Кавказе Василий Абрамович сочетался гражданским браком с одной из родственниц Шамиля. Сын от этого брака – Николай Дивов – родился после смерти отца и никогда его не видел, как когда-то не видел своего отца сам В.А. Дивов.
Бестужев Павел Павлович (1806-1846)
Младший из пяти братьев Бестужевых, пробыл в заточении в Бобруйской крепости нелегкий год только за чтение декабристского альманаха «Полярная звезда» со стихами К. Рылеева. Через несколько месяцев после восстания на Сенатской площади великий князь Михаил Павлович обнаружил у молоденького юнкера артиллерийского училища, только что произведенного в прапорщики «Полярную звезду на 1825 год». Это была крамола! Великий князь самолично разорвал альманах, где были опубликованы Рылеев и Бестужев.
- Изволили оставить на память о братце? И об этом висельнике?
И вот – Бобруйск. Затем Павел Бестужев был отправлен служить на Кавказ. Одна из сестер Бестужевых – Елена – связывала невзгоды Павла с доносом на него, сам же он приписывал свои злоключения исключительно тому, что он был братом Бестужевых. В дни восстания Павлу было всего шестнадцать лет, он не принимал непосредственного участия в восстании. После отбывания наказания и службы на Кавказе, Павел служил в должности старшего адъютанта главного управления военно-учебных заведений в Петербурге. Павел Бестужев был награжден орденом Св. Анны 4-й степени за изобретения в области артиллерии. Долгие годы он переписывался со своими братьями, осужденными в сибирскую ссылку.
Бодиско Михаил Андреевич (1803–1867)
В страшные казематы Бобруйской фортеции попал и мичман Гвардейского флотского экипажа М.А. Бодиско, участник восстания на Сенатской площади.
Михаил Андреевич Бодиско, представитель пятого колена русской ветви рода Бодиско, родился в семье директора Московского ассигнационного банка, орловского и тульского помещика Андрея Андреевича (Генриха Морица, 1753–1819) Бодиско, который в 1803 г. был признан в российском дворянском достоинстве.
Окончив Морской кадетский корпус, он в 21 год стал адъютантом морского министра. Вот как отзывался о нём Пётр Бестужев, его сослуживец: «Характер твёрдый, но мрачный и угрюмый – отличительная черта всех моряков. Его можно сравнить с англичанином, который и любит, и благотворит, и уважает головою, а не сердцем. Прочна приязнь его, но трудно её выиграть…».
14 декабря 1825 г. Гвардейский флотский экипаж, которым руководили А.П. Арбузов и Н.А. Бестужев, вышел на Сенатскую площадь, практически в полном составе. В этом была немалая заслуга мичмана М.А. Бодиско, который уговаривал матросов не присягать Николаю I.
15 декабря 1825 г. М.А. Бодиско был арестован. Верховный уголовный суд отнес его к государственным преступникам 5-го разряда и осудил на лишение чина, дворянства и ссылки на каторжные работы сроком на 10 лет, а потом на поселение. Но Николай I приказал отправить его на «крепостные работы». 21 июля 1826 года, через несколько дней после церемонии разжалования, М.А. Бодиско был отправлен в Бобруйскую крепость. Комендант крепости генерал-майор Берг отрапортовал военному министру Татищеву, что «преступник Бодиско в крепость Бобруйскую прибыл исправно». Здесь он провел 5 лет, здесь же и принял православие. Вера помогла ему выдержать и каторгу, и семь лет солдатчины, последовавшей затем.
После бесчеловечного режима Алексеевского равелина Петропавловской крепости, нахождение в Бобруйске сначала казалось благодатной передышкой. Кандалы были легче, камеры больше, удобнее, светлей и суше Петропавловских. Но здоровье Михаила Андреевича, сильно пошатнувшееся в казематах Петропавловской крепости, восстанавливалось плохо. Раны на ногах не заживали, ревматические боли продолжались. Безмерно мучило отсутствие книг. В предписании «как обходиться с арестантами» строжайше запрещалось чтение газет и книг, кроме Библии. Отношение к арестованным со временем стало более грубым и оскорбительным. Работы стали носить очень тяжелый и вредный для здоровья характер. Осужденных заставляли глубокой осенью вычищать глину из крепостных рвов, стоя в ледяной воде по пояс. Почти все они поплатились за это различными заболеваниями, а у Михаила Андреевича так осложнились раны на ногах, что пришлось снять с него кандалы и положить его на несколько месяцев в лазарет. От этой болезни он не смог вполне оправиться до конца своей жизни. В 1831 году М.А. Бодиско был зачислен рядовым на военную службу. Прошло 6 лет, прежде чем он получил первый офицерский чин. В 1838 году он вышел в отставку и поселился в Тульской губернии. Последние 30 лет своей жизни декабрист посвятил трудам по улучшению материальных условий жизни крестьян и их образованию.
Оставаясь почти 20 лет поднадзорным, он неустанно трудился. Сначала в имении Соковнино Тульской губернии, которым он владел вместе с братьями-дипломатами Александром и Андреем, жившими за границей. А в неурожайный 1840 г. ему была доверена организация помощи голодающим. Через три года он был назначен уполномоченным по размежеванию чересполосных земель государственных крестьян, а в начале шестидесятых – мировым посредником в деле размежевания помещичьих и крестьянских земель. Крестьяне долго вспоминали: «Он не обделил нас… по совести делил землю». Таким образом, в конце жизни он практически осуществлял отмену крепостного права, воплощая в жизнь идеалы своей молодости.
В 1844 г. М.А. Бодиско женился на Людмиле Павловне Тиличеевой (1822–1896), у них родилось семеро детей, первоначальным воспитанием которых занимались сами родители. После амнистии 1856 г. ему было возвращено дворянское достоинство, которое получили и дети, рождённые после 1825 года. М.А. Бодиско умер 28 июня 1867 года в чине надворного советника в своём имении в с. Богородицком (Жадоме) Чернского уезда Тульской губернии. Местные крестьяне долго помнили М.А. Бодиско и при упоминании его имени снимали шапки и говорили: «Справедливый был человек, никогда не обидел».
Бурцев (Бурцов) Иван Григорьевич (1794-1829)
До отправки на Кавказ на крепостных работах в Бобруйской крепости находился и бывший полковник И.Г. Бурцев, давний участник тайных обществ, декабрист. 18-летний прапорщик Бурцев служил в штабе ополчения 1812 г., затем в составе действующей армии участвовал в зарубежных походах 1813-1814 гг. В числе лучших офицеров был определен в Главный штаб гвардии. Это был отличный военный стратег и тактик. Именно он разработал план ведения войны против горцев и являлся непосредственным руководителем по возведению линии обороны на передовой с горцами. И.Г. Бурцев в простой солдатской шинели всегда присутствовал на заседаниях военного совета у главнокомандующего. А чуть позже слава бывшего полковника царской армии И.Г. Бурцева и других талантливых декабристов, которые в то время находились на Кавказе, была незаслуженно приписана генералу И.Ф. Паскевичу. Переведенный из Бобруйской крепости на Кавказ в 1829 г., И.Г. Бурцев погибает в сражении против турок при Барбурте.
Берстель Александр Карлович (1788-1830)
Сын надворного советника из дворян Казанской губернии, в 1825 г. был принят в Общество объединённых славян Петром Борисовым. Служил в 9-й артиллерийской бригаде, командовал легкой ротой № 2. После выступления Черниговского полка, в котором Берстель не принимал участия, 20 января 1826 г. был арестован. Подполковник Берстель на каторжных работах в Бобруйске провел два года. Затем, определенный рядовым в егерский полк, в 1830 г. на Кавказе был убит в бою с джарскими лезгинами.
Апостол-Кегач (Кегич) Егор Иванович (1803 -?)
В Бобруйской крепости отбывал заключение прапорщик Е. Апостол-Кегач, который принимал активное участие в выступлении Черниговского полка. После отбывания наказания в Бобруйске, был возвращен на службу в свой же Черниговский полк, а в марте 1828 г. уволен в отставку. Известно, что в начале 1840-х гг. Егор Иванович был избран заседателем Константиноградского уездного суда, затем судьей межевого суда.
Булгарин Н.
Подпоручик кирасирского полка.
Гвоздев Александр Николаевич (? – 1829)
Подполковник квартирмейстерской части при штабе 1-й армии А. Гвоздев был заключен в Бобруйскую крепость «за необъявление известных ему обстоятельств о существовании тайного общества». Он выдержал в крепости 14 лет каторги, скончался в 1842 году. По другим данным, его освободили из Бобруйской крепости только 10 мая 1827 года. Потом он служил подполковником 42-го Егерского полка Кавказского отдельного корпуса. Смущает слово «только», скорее всего, А.Гвоздева освободили из крепости значительно позже. Даты смерти в разных источниках тоже разные, кроме вышеупомянутой, значится еще и 1829 год.
Троицкий (Троцкий)
Судьба декабриста подпоручика Полтавского пехотного полка Троицкого неизвестна. Он вместе с прапорщиком С. Трусовым участвовал в попытке поднять восстание в феврале 1826 года в Бобруйской крепости. Вместе с ним и был арестован и отправлен на гауптвахту в Бобруйской крепости. Год просидел в крепостных казематах, потом отбывал каторжные работы здесь же, в Бобруйской крепости. Похоже, он здесь и сгинул, поскольку сведений о нем больше нигде нет.
Драгоманов Яков
С конца декабря 1826 года в Бобруйском госпитале находился ближайший друг, соратник, вдохновитель Трусова и Троицкого – член общества «Соединенных славян» юнкер Полтавского полка Яков Драгоманов. Кто мог подумать, что в этом застенчивом, бледном, болезненном юноше жила неукротимая жажда революционных перемен. Он был поэтом, но стихи его под скромной подписью «Я. Др-в» появятся в «Северном меркурии» лишь через несколько лет.
«Записки» Горбачевского рисуют Якова Драгоманова яркой и благородной личностью. Вступив в Общество, он был ревностным членом оного, участвовал во всех совещаниях. Хотя он был недоверчив и не полагал, что можно так скоро освободить Россию, однако верил силе Южного общества и надеялся на успех замышляемого переворота. Будучи убежден, что для возмущения полка необходимо принять в Общество ротных командиров, способных действовать на солдат, и он принимает поручика Троцкого (Троицкого) и прапорщика Трусова, пылких и решительных молодых людей. Сообщил им все известное о делах и намерениях тайного общества, взял обещание действовать по общему плану и поднять знамя свободы при первом знаке восстания.
Трусов не назвал ни одного имени и Драгоманова приговорили всего лишь к трём месяцам заключения в крепости. На допросах он вел себя сдержанно. Следственная комиссия рапортовала Сакену, что Драгоманов «в действиях своих по оному сознания не сделал, объясняя, что он сам в общество никого не ввел и между нижними чинами никакого разврата не распространял». После заключения в Бобруйской крепости Якова Драгоманова перевели в Староингерманландский полк.
Кейзер Даниил Ф. (1796 - ?)
Именно здесь, в Бобруйской крепости находился и священник Черниговского полка Д.Ф. Кейзер. Тот самый, который читал перед восставшим полком в Василькове крамольный «Катехизис», составленный С.И. Муравьевым-Апостолом и М.П. Бестужевым-Рюминым с целью настроить против царя и существующего порядка, за что попал в арестантскую роту на несколько лет… Ввиду слабого здоровья был переведен в Смоленск, в распоряжение богоугодного учреждения Инженерного ведомства. В 1832 г. у него случился инсульт. Царское правительство вынуждено было назначить ему ежегодную помощь в размере 57 рублей. В 1858 году Кейзер был восстановлен в дворянских правах, но духовного сана ему не вернули. Когда он умер и где неизвестно.
Воехович Петр Пантелеймонович
Член тайного «Общества военных друзей». Военным судом был приговорен к смертной казни. Лишен чинов и дворянства и разжалован в рядовые. Полгода провел в Бобруйской крепости. Затем отправлен в Грузию. Убит в сражении с лезгинами.
Борисов Андрей Иванович (1796-1854)
Декабрист, как и его брат Петр Иванович (1800-1854). Основатель общества «соединенных славян», безземельный дворянин. Отставной подпоручик. Братья – основатели «Общества первого согласия», которое потом переросло в союз «Южное общество». Борисовы входили в группу, которой поручалось убийство царя Александра I. Андрей Борисов особенно надеялся на Бобруйскую крепость, которая представлялась ему центром восстания. В письме к юнкеру Головинскому, служившему в 4-й парочной батарейной роте, квартировавшей на дороге к Бобруйску, он просил, «чтобы он сколько может бунтовал бы и возмутил солдат».
После подавления восстания Черниговского полка братья Борисовы были арестованы и приговорены к вечной каторге, срок которой был сокращен до 20, а затем до 13 лет.
С 1839 года братья находились на поселении в Иркутской губернии. После скоропостижной смерти Петра в состоянии психического расстройства Андрей Борисов покончил жизнь самоубийством.
Энгельбах
За то, что в перехваченных правительством письмах с сочувствием отзывался о восстании декабристов, высочайше повелено посадить на гауптвахту в Бобруйскую крепость.
Белелюбский Амплий
Черниговец – прапорщик, отбывал наказание в Бобруйской крепости.
Мещерский Александр
Князь, отбывал наказание в Бобруйской крепости.
Кондырев Василий
Подпоручик Черниговского полка отбывал наказание в Бобруйской крепости. В записях Могилёвской военно-судной комиссии значится: «Кондырева, Мещерского, Апостола-Кегича, Белелюбского – «лиша их чинов и дворянского достоинства, написать вечно в рядовые и послать в дальние, сибирские гарнизоны».
Рыбаковский Владимир М.
Подпоручик В.М. Рыбаковский вместе с прапорщиком Е. Апостолом-Кегичем принимал активное участие в выступлении Черниговского полка, отбывал наказание в Бобруйской крепости. Первоначально его было велено повесить.
Кюхельбекер Вильгельм
В крепость попал и друг А.С. Пушкина Вильгельм Кюхельбекер вместе со своим товарищем офицером Бодиско, который удержал Кюхельбекера от выстрела в царя на Сенатской площади.
Лукасиньский (Лукасьянский)
За участие в движении декабристов томился в крепостном каземате польский офицер Лукасиньский.
Кузьмин Александр
Декабрист, Александр Кузьмин, служил в Бобруйской крепости. После выступления на Сенатской площади, раненый, и уже находясь под арестом, застрелился.
Игельстром Карл Густавович
Подпоручик Несвижского карабинерного полка, Карл Густавович, был членом тайного «Общества Военных друзей». Был осужден Военным судом в Белостоке и, отбыв срок заключения в Бобруйской крепости, отправлен в Грузию.
Яневич Андрей Д.
Бывший ученик Белорусской гимназии, являлся членом «Общества военных друзей». Был арестован в июле 1826 года и находился в Вильно под следствием по делу о тайных обществах. Следственной комиссией был признан виновным, отнесен к 1-му разряду осужденных и по приказу великого князя Константина Павловича отправлен в Бобруйскую крепость. 4 месяца он провел там, затем был переведен рядовым на Кавказ в действующую армию с дальнейшим правом выслуги и чинов. В марте 1862 г. уволился со службы в чине подполковника.
Барковский Франц
Являлся членом «Общества военных друзей». В октябре 1827 г. в Вильно закончился суд над «зарянами». Барковский и Яневич должны были отбыть на каторжные работы в Бобруйской крепости сроком на 4 месяца. Франц Барковский после каторжных работ был приговорен к военной службе рядовым с правом выслуги через два года. Он дослужился до полковника и в 1860 г. получил в командование Тверской драгунский полк.
Ляхович Феликс
Как и два предыдущих декабриста был направлен на каторжные работы в крепость сроком на 6 лет. Затем военная служба рядовым с правом выслуги. В 1842 г. он вышел в отставку поручиком. Умер в Житомире 21 сентября 1877 г.
Важных арестантов, а таковыми являлись декабристы, содержали в укреплении «Фридрих Вильгельм» - самом страшном месте во всей крепости.
Бобруйская крепость и дальше оставалась ужасной тюрьмой для революционеров, бунтарей-анархистов и других вольнолюбивых людей. В 1831 г. крепость пополнилась новыми государственными преступниками. Этими узниками являлись члены кружка М.П. Сумбурова. Здесь же с 1844 года отбывали наказание руководители Кирилло-Мефодьевского братства во главе с Костомаровым. После поражения восстаний в Польше, Беларуси и Литве, отбывали наказание 2 тысячи их участников. За многие годы чего только не видели стены крепости! Хранят они память и о заключенных здесь «петрашевцах» - А.И. Медведеве и К.И. Тимковском.
Узники Бобруйской крепости содержались царскими властями в наистрожайшей тайне. Однако, несмотря на это, чёрная слава крепости проникла далеко за её пределы и вызвала гневный протест и недовольство в прогрессивных кругах России. Печальная слава тюрьмы докатилась даже до Лондона, за тысячи километров от Бобруйска. Это тогда написал А.И.Герцен: «Пусть Сибирь, пусть, что угодно, но только не эта страшная тюрьма на реке Березине».